ОЛП-21. Лагерь заключенных во Фрязино

В сентябре 1988 г., при поддержке и подсказке Г. В. Ровенского, удалось собрать ряд воспоминаний по фрагменту истории Фрязино, который касается ОЛП-21 — 21-го отдельного лагерного пункта, расположенного во Фрязино в период 1946—1953 гг. Воспоминания касаются как самого лагеря, так и строительных работ, которые осуществляли заключенные. Заодно рассказы очевидцев касались и вообще строительных дел в тот послевоенный период.

Из проинтервьюированных мною жителей города в лагере работали (в скобках указаны сокращения, используемые для ссылок на их свидетельства):

• Серафим Дмитриевич Фролов (Фрол.) — с 30.04.1946 по 23.04.1953, сержант охраны,
• Иван Александрович Гущанов (Гущ.) — с 1945 г. (?) по 1952 г., начальник режима,
• Анатолий Тимофеевич Телегин (Тел.) — с 1948 г. по 1959 г., надзиратель.

Лагерь ОЛП-21 был организован в начале 1946 года, на базе лагеря немецких военнопленных. Ликвидирован в 1953 году, после смерти Сталина, в связи с амнистией. Последние два года дислоцировался, правда, уже в соседних городах: с 1951 г. в Ивантеевке, со следующего года — в Софрино. Располагался лагерь между «Истоком», точнее р. Любосеевкой (прудов еще не было) и ул. Вокзальной от места, где сейчас станция «Фрязино-Пассажирская» до пожарки (ВПЧ-48). Всего в Подмосковье было 7 подобных лагерей.

Первым начальником ОЛП-21 был Самохин, живший в Москве, следующим — Гусев Василий Абрамович, с которым поговорить я не смог, он умер в 1980 г.

Состав заключенных. До ОЛП-21 было около 700 немцев (Фрол.) или много меньше, несколько десятков (Гущ.), в период его существования там было порядка 6000 заключенных (из которых вначале 200-300 женщин) (Фрол.) или вначале около 1000, а потом 500-800 (Гущ.).

ОЛП-21 был строительной направленности. Заключенными были построены:

в городе:

• клуб-ресторан («Факел»),
• «Ребровский» дом (ул. Институтская, д. 12),
• финские дома для немецких специалистов (в районе ДК «Исток»),
• два квартала шлакоблочных домов между улицами Вокзальная, Центральная, Институтская и Школьная;

• главный корпус (фундамент выстроен немецкими военнопленными — Фрол.; именно фундамент, а сам корпус не они — Гущ.),
• корпуса тогдашних о. 150, о. 380, о. 160,
• котельная (частично),
• НПК-1,
• НПК-12,
• цех 37;

• два завода в Ивантеевке,
• два моста в Ивантеевке,
• бетонка между Ногинском и Дмитровом,
• МГУ (башенная верхняя часть здания).

Заключенные поступали из тюрем Москвы: в основном из Краснопресненской (Гущ.), в основном из Таганской и Матросской Тишины (Фрол.). Статьи, по которым отбывали наказание, были легкие, в основном отбывали заключение «указники» (согласно указу об опоздании на работу, за опоздание более 30 минут сажали на 6 лет) и «бытовики» (например, за спекуляцию: 1 кг зерна — 6 лет).

Охранял лагерь отдельный дивизион в составе 130-150 человек. Дивизион был расположен примерно на месте нынешней станции «Фрязино-Пассажирская» и чуть дальше в сторону Ивантеевки. Командиром дивизиона был Андрей Яковлевич Семенов (потом работал на «Истоке», умер до 1988 г.). Замполит — Борис Иванович Панфилов (потом работал в ОКБМ «Истока», умер). Начальник режима — упомянутый И. А. Гущанов.

Рассказ лейтенанта И. А. Гущанова, начальника режима

ОЛП-21 организовали в 1946 году за тем же забором, где располагались ранее пленные немцы, которых на тот момент оставалось десятка полтора. Наших начали завозить примерно в апреле [причем сам Гущанов и ездил за заключенными в тюрьмы].

Работы, которые вели заключенные, проводились по договору с УНР (Управление начальника работ, строительная организация). Начали строить на заводе (ныне — «Исток») корпус НПК-1, отдела сбыта, ОКБМ, НПК-12, цех 37, фундамент главного корпуса.

Расформировали лагерь в январе 1952 года, потому что УНР от нас отказалось, перешли на вольнонаемных. Это говорит о том, что создание лагеря было вызвано потребностью в рабочей силе.

Начинался лагерь примерно с 1000 человек, так было с полгода. Затем численность падала, было человек 800, 600, 700. На строительство надо было выводить по 500-600 человек в день. Уменьшалось количество от того, что плохо работали, и отправляли тогда обратно в тюрьму. Привезут человек 300-400, а они буянят — и увозят обратно. Большинство было из Краснопресненской тюрьмы. Вначале контингент заключенных подбирали по делам (по статьям). Заключенные сидели с малыми сроками, до 10 лет. Не было убийц и политических. Особенно много было «указников», кто сидел по 6 лет за опоздание на работу на 15-20 минут. Эксцессов и бунтов не было. Дисциплина была твердая: скажешь «бегом» — бежит.

На территории лагеря было 5 бараков и контора в середине. Обслуживал лагерь дивизион. Много стрелков из него живет сейчас во Фрязино. У начальника режима в подчинении находилось 12 стрелков, которые охраняли лагерь внутри. А дивизион — снаружи. Он размещался в бараке напротив дома № 19 по Вокзальной, примерно где сейчас станция и платформа. Один из бараков — столовая и клуб. Была художественная самодеятельность. Культмассовиками были Музникова и Шамрин (их во Фрязино уже нет). Ставили даже спектакли. В воскресенье — выходной.

Начальником лагеря был Василий Абрамович Гусев — помер года два назад [разговор шел в первых числах сентября 1988 г.], а сначала Самохин, что жил в Москве.

Лагерь был образцовым — одним из лучших при Управлении МВД, с хорошим снабжением, кино было раз в неделю или в полмесяца. Начальство часто приезжало проверять, но особо не цеплялось. Свидания давали, даже на ночь. Принимались передачи.

В городе строили всю площадку между улицами Вокзальная, Центральная, Институтская и Школьная. А бараки строили не они.

Режим: подъем в 6:00, умывание, завтрак, развод на работу, обед с 12:00 до 13:00, конец работы около 17:00. Отбой в 23:00.

Бараки были с печным отоплением, дрова заготавливали сами, дневальные. Койки располагались в два яруса. Отличники труда жили в бараке с одноэтажными койками. Постель менялась раз в 10 дней. Баня была своя, тоже раз в 10 дней. При бане была и прачечная. Баня стояла отдельно, у речки. Пожарка в то время уже была, но поменьше, чем сейчас.

Штат обслуживающего персонала включал начальника, его заместителя, начальника режима, начальника производства, начальника культурно-массовой работы, секретаря, двух женщин-делопроизводителей, бухгалтера, его заместителя, нормировщика…

После окончания срока освобождали, документы получали в Щелково. Во Фрязино оседали мало.

[После фрязинского ОЛП-21 Гущанов был начальником режима в Можайском женском лагере, а затем в Купавенском. После амнистии 1953 года демобилизовался]

Рассказ сержанта охраны С. Д. Фролова

Находился в подчинении у Гущанова, был все эти годы конвойным, начиная с ефрейторского звания. В лагере работал с 30 апреля 1946 г. Уволен 23 апреля 1953 г. по статье 47а КЗОТ. Коренной фрязинец. В 1938 г. открыли 1-ую школу, и он пошел в 1 класс. В 1941 — эвакуация, в Свердловск, вернулись в 1946 г., отец демобилизовался. Работа в ОЛП была его первая работа.

По его воспоминаниям, военнопленных немцев в лагере на месте будущего ОЛП-21 было 700 человек. В начале 1946 года их объединили с пленными немцами по всей Московской области и отправили в Сталиногорск (сейчас Новомосковск). Недалеко, вроде около Соколовски, содержался и пленный Паулюс. Говорили даже, что он преподавал, но большинство отвергало такую невозможную версию.

После освобождения лагеря от немцев начали привозить наших, в основном из Таганской тюрьмы, а также из Матросской Тишины и из Бутырки. Вшивых не брали. Всего было до 6000 человек заключенных. В барак входило до 1500 человек, а всего было 4 жилых барака. Вначале было 300 женщин, для них в бараке выгораживали угол.

Заключенные были осуждены по 107-й, «бытовой» статье: за 30 минут опоздания на работу — 6 лет, за 1 кг пшена — 6 лет и т. д. Еще были по 74-й — сейчас 206-ая (на 1988 г.).

Были трудности с охраной и конвойными войсками. За полтора года было 6 побегов. Один из побегов достался как раз Фролову вместе с Гущановым. Поиск назывался «оперативка». Кажется, найти их сами не успели — снял с поезда патруль, определив в них заключенных по одежке.

Командовал поссоветом тогда (в 1946 г.) подполковник Дубицкий. Да и всем прочим командовал тоже. Был и начальником отдела кадров строительства, и распределял работу. Затем он работал в НИИ-17 в цехе 56.

Строили клуб-ресторан, который тогда назывался «кинотеатр», «Ребровский» дом, следующий дом по Институтской. А потом — финские дома для немецких специалистов, в районе нового ДК. Почти весь их порядок построили в 1948 г. (хотя год, может, и не точно).

В НИИ-17 строили главный корпус (фундамент которого закладывали пленные немцы), корпус 150, где сейчас тарный цех, о. 380, о. 160, ОКБМ, немного котельную. А трубу котельной выкладывал отец Фролова — каменщик. Был инструктором кирпичной кладки. Ассы были каменщики, лучшие в Москве и Московской области — Иван Иванович Федосеев, Дмитрий Васильевич Фролов, Иван Федорович Пакин, все коренные фрязинцы. Они были вроде прорабов.

В 1951 г. был выпущен приказ Берии о строительстве окружной бетонной дороги стратегического назначения, так как в начале войны отступление шло лишь по одному Горьковскому шоссе. Поэтому тогда переехали поближе к бетонке — в Ивантеевку. Так лагерь во Фрязино начал закрываться и закрылся окончательно в 1951-52 гг. В Ивантеевке построили два завода (из которых один — самолетостроительный) и два моста.

В 1952 г. лагерь переехал еще дальше, под Софрино, в деревню Талицу. Там уже строили почти только бетонку — к Ногинску и Дмитрову. И было заключенных всё столько же — 6000 человек. Так что весь этот участок бетонки — их работа. В Софрино Гущанова уже не было.

Некоторое время в 1952 г. часть заключенных возили на строительство МГУ, но недолго. Отделывали верх здания. Там было ЧП — один заключенный упал с самой верхотуры.

Всего в Подмосковье было 7 ОЛП, подобных фрязинскому.

В 1953 г. после смерти Сталина в правительстве началась смута. И была амнистия 7 марта: 5 лет снять, остальное — пополам. В ОЛП осталось 300-400 человек. А Ворошилов приказал: брать деньги на заключенных, паспорт, везти на вокзал. Документы сдавать проводнику. Так в 1953 году лагерь расформировали. Куда отправили оставшихся, не знает.

Про лагерь. Ограда лагеря — 2 ряда колючей проволоки. Внутренняя ограда невысокая, называлась «предупредительная зона». Если зэк к ней подошел — окрик и выстрел. Дальше вскопано, забороновано и посыпано песочком. Основной забор был кое-где деревянный. Внизу ограды «завито». С хорошим освещением. Внешняя ограда высотой 3,5-4 метра, с карнизом внутрь.

Расстояние от поста до поста — 75 метров. Всего было 5 постов. Ворота были прекрасные. Два года были собаки, со стороны 3-го поста. По углам деревянные вышки высотой 5-6 метров. В районе 4-ой вышки до войны, в 1936 году, был выстроен бумажный цех. После войны (или раньше) в нем был клуб. Командовал им сын Дубицкого. А заодно он командовал немецкими спецами. «Бригадмильцами» командовал — которые сейчас «оперативники».

Дивизион охраны был численностью 130-150 человек. Гущанов, Фролов — все там жили. Если кто убегал — его срок назначался проворонившему. Сбежавших вылавливали вообще-то мало. Задерживать надо было своими силами. И только потом — всесоюзный розыск.

Еще из дивизиона помнит майора Гусева — заядлого рыбака, замкнутого Мадонова, пожилого Дуюнова, начальника склада Злобина. Телегин был, надзиратель, с непомерной силой. Мог убить одним ударом. Как-то раз на птичьем рынке дал на спор быку в глаз. «Ой, помирает!», — раздались крики. Деревенский был, рязанский.

Рассказ А. Т. Телегина, надзирателя

В лагере было 500-600 человек. Работали «с зачетами», то есть при хорошей работе с коэффициентом 1:3 — за 1 год отсидки можно было отработать три. Работали честно, хорошо. Организовали клуб — сначала кино в столовой, а потом уж клуб. Среди зэков были и артисты. А работали в основном по специальности.

До 50 человек было «расквартированных», т. е. тех, которые ходили на работу без охраны. Такое доверие заслуживали за хорошую работу или когда оставалось мало срока.

В лагере был организован ширпотреб — ткали, вязали (более половины в лагере были женщины). Надзиратели тоже были женщины. Беременных не держали — отправляли рожать в тюрьму, а потом домой.

Сам Телегин во Фрязино с 1947 года, в ОЛП — с 1948. В Москве существовал заградительный отряд, который искал сбежавших заключенных. Когда его расформировали, попал сюда. Проработал во фрязинском ОЛП года полтора, а потом в Ивантеевском, по строительству дороги, потом переехали на ст. «Талицы», где тоже строили дорогу.

Всего в лагере было 5 мужских и 2 женских барака. А что было заключенных много — Фролов болтает, больше тыщи не было. Самое большое 900 человек.

В Москве, в Гужсдоре (Управление гужевого строительства дорог) все документы на личную охрану. Но книги регистрации могли сдаваться и в тюрьму.

По части организации порядка такое правило: в каждом бараке должно быть 5-6 человек «своих» — твои уши и глаза. Где им поблажку дашь, где как. Так узнаешь, кто в карты играет, отымает передачки друг у друга.

Сам ОЛП организовался в 1947 году. В 1945 привезли немцев, увезли в 1947 и завезли своих.

Работал Телегин в охране, сначала на вышке, потом в надзорслужбе. В смене было двое мужчин и одна женщина, по женской части.

Ивантеевский лагерь отпочковался от фрязинского. Потом ивантеевский путешествовал в Софрино (Талицы) и строил бетонку. А фрязинский в это время продолжал существовать. Гущанов был сначала в ивантеевском, а потом вернулся во фрязинский.

Сидели в лагере отлично, как дома. Передачи каждый день, кино, баня. Готовили сами. Санчасть тоже своя. Если кто отберет у кого передачку — в карцер на 5-10 суток. Если раза два в карцере посидел — отправляли обратно в тюрьму.

Инциденты, какие помню: вот была одна женщина, устроила бучу, разорвала своё платье, осталась голая. Ну, завернули ее в простыню и увезли.

Другой случай более занятный.

На территории лагеря была летняя сцена для артистов и летний душ. Человек 12 начали делать «метро», то есть рыть подкоп. Землю ссыпали под сценой. То есть наверху танцуют, а внизу копают — после работы. От ужина до отбоя. Потом в душе помоются. Под забором уже прокопали, вышли за территорию. А забор был глухой и со всех сторон. Прокопали метров 12, но попали в отхожую яму уборной, расположенной за забором. Ну, оттуда хлынуло в подземный ход. А то бы ушли. Уборную потом снесли, а отстойная яма осталась. Узнали по запаху. Охраняли те, кто был на сцене. Тот, который «замарался», попал к оперативнику — военному дознавателю. В результате его отправили обратно в тюрьму, но срок не добавили.

Кроме тех, кто непосредственно служил в дивизионе при ОЛП-21, были и люди, которые тесно контактировали с лагерем по своей работе. Это еще блок воспоминаний.

Рассказ Владимира Акимовича Бродского

Я автомобилист. Воспитанник ЗИЛа. В 1940-41 гг. был комсоргом ЦК на ЗИЛе (на важнейших предприятиях секретари и комсорги подчинялись непосредственно ЦК). Потом был секретарем райкома. ЦК командировал меня в Куйбышев, где я был секретарем обкома. Когда там комплектовалась добровольная комсомольская дивизия, я ушел с ней на фронт. Закончил танковое училище в Ульяновске. После войны был демобилизован как специалист народного хозяйства, вернулся на ЗИЛ. Оттуда «мобилизовали» в строительную организацию главным механиком управления по обслуживанию Московской области. Канцелярская работа не подошла, не понравилась. Тогда по его просьбе был направлен на завод «Калибр», где директором был Нешта, начальником транспортного цеха. Там проработал примерно до 1952 г. Потом опять вернулся на строительство, и был с 1953 года главным механиком в УНР-160 во Фрязино. Было очень большое единое управление.

В подчинении были транспортный цех и ряд других подразделений. Вели монтаж металлических конструкций, например главного корпуса НИИ-17. В подчинении около 50 человек. Потом, по просьбе директора НИИ М. М. Федорова перешел на «Исток», с определенной задачей — строить жилье хозяйственным способом. Был начальником ОПП — отдела подсобного предприятия. Задача ОПП — организовать строительство жилья собственными силами. Учитывая отсутствие строительных материалов, сами делали цемент — добывали доломит около Щелково. Нашли там такой доломит, который при измельчении и смешивании со шлаком давал шлакопортландцемент марки 300. Делали шлакоблоки.

Начинали строительство в районе рынка, где построили 47 одноэтажных двухквартирных домиков. Затем выстроили несколько 5-этажных домов. Прорабом был Иван Федорович Пакин. Добровольцы работали даже ночами.

После усиления строительных организаций города работа ОПП стала немного сворачиваться. Ушел оттуда в 1954 г. (или позже). Затем работал в вентиляторном хозяйстве НИИ «Исток», потом начальником цеха 24 — более 28 лет.

Немцы во Фрязино были только специалисты по электронике.

Про ОЛП-21 воспоминаний осталось немного: что заключенных было не более 1000 человек, что расформировали в 1954 г. Сидели там «за колоски», хулиганы — некрупная публика, работали хорошо.

«Сохранились еще многие люди, которые боятся и не хотят говорить правды».

[Воспоминания оказались почти совсем не по теме, но составляют единую тетрадь, которая записывалась на одном духу.]

Рассказ Валентины Ивановны Лебедевой

Обучала охранников лагеря, начиная с азов.

Во Фрязино сама с 1947-го, вместе с открытием немецкой школы — была спецшкола, и располагалась она вначале в усадьбе Гребнево [как я понял, преподавала там]. Потом вызвали в Роно (районный отдел народного образования) и по комсомольской путевке направили по линии ликбеза еще и в дивизион ОЛП-21.

Занимались группами по 8-12 человек. «Ученикам» было от 35 до 45 лет. Среди них запомнился Гусев — оптимист, скрашивал бедность. Тетради, вспоминает, исписывали полностью, даже полей не оставляли. Были домашние задания. Все занятия шли внутри лагеря.

Насчет спецшколы помнит, что был там, соответственно, спецотдел — как вторая охрана над ними. Кураторами от спецотдела были Дубицкий, Сучков, Косилов. Ну, а репатриированных вернули в марте 1952 г. на родину.

Рассказ Арнольда Станиславовича Ольхина, начальника планового отдела СМУ-27

По заданию ГКО в 1944 году во Фрязино прибыл УНР для строительства так называемой «столицы электронной промышленности» (постановление ГКО за подписью Сталина и зам. председателя ГКО Берия). УНР — это три батальона солдат с матчастью, которых сделали строителями, если они даже и вовсе этого не умели.

Разместились так: на территории между нынешними домами № 17 и № 19 по ул. Вокзальной — большой гараж (автопарк), а сзади дома № 19 — огромный конный парк. Всего вместе с вольнонаемными было полторы тысячи строителей. Потом до самой станции «Фрязино-Товарная» располагалась промплощадка. Пилорама, что сейчас напротив этой станции — это 10 % от того, что было. Через день на лесопилку приходила «вертушка» (паровозик) с лесом.

Управление военно-строительных работ УВСР-2 возглавлял Александр Константинович Красильников. Главное управление УВС № 50 при МОВСУ (Московском окружном военно-строительном управлении) располагалось по адресу: Москва, ул. Осипенко, 80/2. Начальник — полковник Волков, потом А. К. Красильников.

Нашими директорами были: Егиазаров, потом Захаров, потом Федоров (назывался сначала — завод «Радиолампа», потом НИИ-160 /п.я. 17/). Создали ОГМ и ОПП (отдел подсобных предприятий). Уже работал опытный завод в корпусе 48 (где ныне цеха 33 и 34), директором был Сергеев.

Наша контора УВСР № 2, которая потом была преобразована в УНР-160, располагалась между цехом 34 и бухгалтерией в одноэтажном здании [может быть, это надстроенное здание парткома-профкома?]. А до нас было строительное управление (химстроя или текстильстроя, начальник — Тагер), которое занималось «блатными» делами, всё руководство их, говорят, расстреляли. Ими построен дом с аркой и два возле него в сторону ул. Московской.

УВС-50 прибыла из Кирова, а туда была передислоцирована с передовой. Сам Ольхин служил в мотопонтонном батальоне, командиром отделения. Демобилизовался в 1950 г. Были в подчинении Минвоенморстроя и Главвоенпромстроя при ВСНХ (нач. Прокофьев), а стали в Минстрое (нач. Дегай).

Начинали строить с корпуса 8 и корпуса 4 (не полностью наш).

На месте лагеря военнопленных бараки были и раньше. Станции еще не было, прудов тоже. Был клуб [возможно, не нынешний, а тот, что на берегу Любосеевки]. Лагерь был с вышками, с автоматчиками. Всех вольнонаемных из бараков выселили в 1945-46 гг.

В корпусе 4 раньше сидело всё руководство. При Федорове началось строительство главного корпуса. Заместителем по строительству был Алексей Иванович Пушкин, сейчас на пенсии. Главным инженером — Владислав Константинович Гамбуров.

Потом строили корпус 9 и компрессорную (не достроили).

Вместе с военнопленными строили дом № 12 («Ребровский» или «Дворянское гнездо»). Работали кранукосиной (вместо крана). Был несчастный случай: упало 4 человека с 5 этажа. Потом немцев убрали, приехали наши. С ними достраивали дом № 12 и № 11 (следующий за № 12, скорее всего, правильный номер — № 10).

В ОЛП-21 сидели «бытовики», «порядочные» люди. Например, сидел бывший главный инженер Люберецкого СМУ — Константин Сухоносенко, очевидно, за приписки. Еще был знаменитый человек — получил расстрел, но наказание сменили на 10 лет и направили к нам. Мироманов, инженер-механик, изобрел способ подделывать хлебные карточки, имел большие деньги, «котовал» — жена его заложила, взяли на работе. Но, видимо, ужаснулась наказанию, пошла к Калинину, чтоб помиловали. Он сделал нам большое дело — когда исчез цемент, предложил вместе с нашим главным инженером (им был Аствацатарьян Овик Гавриосович) делать цемент из шлака путем тонкого помола. Получался шлакопортландцемент марки 200. Детали для шаровой мельницы нашли на свалке, в отходах металла, и сделал Мироманов нам мельницу (если уж карточки печатал, не отличишь, что ему стоило!) Шлакоблоки изготавливали и полнотелые и пустотелые. Это были первые в мировой практике шлакоблочные детали. Мироманова досрочно освободили и выдали патент на его изобретение.

Следующий персонаж — женщина. По этому поводу был анекдот: «Все сидят ни за что. Одна сидит за это» — муж у нее сильно гулял, не ночевал часто дома. Наконец, она не выдержала и отрезала ему это самое.

Галина Новожилова была директором хлебопекарни в Москве, за 1 кг баранок соседской девочке получила 8 лет. По амнистии освободилась через 2 года. Потом работа его начальником.

Сокольсон был директором крупного магазина в Москве, ему на машинах даже коньяк привозили. Он почти командовал лагерем.

Из разрозненных воспоминаний: немецкая школа была, располагалась, где сейчас ясли в «Ребровском» доме (ныне — Центр занятости).

Финские домики, 100 штук, были получены из Финляндии в счет рапараций. От акционерного общества «Путало» — штамп стоял на каждой детали.

Рассказ Алексея Ивановича Пушкина, зам. директора по строительству НИИ-160

Рассказ начался с эвакуации 1941 г., приказ о которой был выпущен 16 октября 1941 г. Тогда Пушкин, вместе с Васильевым, начальником цеха мощных генераторных ламп, уехал в Петропавловск-Казахский, для выяснения на месте возможности эвакуации туда завода (далее — от первого лица). Было очевидно, что перевозить туда завод нельзя, там не было ни света, ни канализации. Связались с Наркоматом, нас переадресовали в Ташкент. Там уже всё, однако, было «захвачено», и нам достался Музей изящных искусств, что на ул. Узбекистанской, напротив полиграфического комбината.

В 1943 г. вернулись обратно, восстанавливать предприятие. Рабочая сила — в основном узбеки, «солдаты трудового фронта», которых было человек 400. Жили они в бараках, построенных еще для довоенных рабочих, в 1938-40 гг. Их строил «Металлострой», начальником которого был В. Л. Тагер, а главным инженером — Исакович (трест № 17). Кажется мне, что там были заключенные, которых в 1945 г. освободили по амнистии, заменив на немецких военнопленных. Но точно не помню. Я был тогда начальником ОКСа (зам. директора по строительству стал в 1952 г.). Таким образом, мы были заказчиком, а УВСР-2 — подрядчиком.

В ОЛП-21 тоже было соревнование, но не социалистическое, а «трудовое». Строили заключенные корпус ОКБМ, главный корпус (который начали строить еще до войны), отдел 160 — где сейчас НПК-8.

Главный инженер УНР Мартынов «мотал нервы» заключенным, учил их работать. Часто он слышал такие слова: «Отойди, гражданин начальник, а то я из-за тебя новый срок получу». Контингент заключенных был такой: в основном по уголовным делам, связанным с хулиганством и мелкими хищениями. Ни крупных уголовников, ни политических не было. Одна женщина с хлебозавода сидела за 2 буханки хлеба. Я лагерную жизнь немного знаю, у меня на стройке в Сибири (Кузбассуголь) работали из Сиблага. Самых отъявленных приводили на работу с овчарками. Их ставил на окопку котлованов. А пьяных зэков уносили обратно на носилках.

Главный корпус НИИ начинал строиться до войны «Металлостроем», но успели построить только фундамент. Вначале здание планировалось высотой в 6 этажей, но потом решили ограничиться пятью. Был такой случай: «Для надежности и устойчивости конструкций надо было определять марку бетона. Был такой способ — стрельбой из нагана с 25 метров. Выпросили наган в ОЛП-21. Выстрелили в колонну, а из-за неё вдруг вылезает мужик — спал там!»

В проектировании НИИ принимали участие и немецкие специалисты, они прибыли примерно в 1946 г. Для их приема приготовили здание, что расположено между корп. 48 и парткомом. Но приехал замминистра и сказал: «Вы селитесь здесь сами — уборные-то во дворе!».

Тогда выделили 100 финских домов по решению ГКО. Штук 5 отправили в пионерлагерь и 2 домика — спальные (?), а 90 домов поставили в финском поселке, так это место называли.

Грабари — это сбежавшие с Украины от голода, со своими лошадками, в 1935-37 гг. Жили они почти в землянках. А «грабарка» — их телега. Занимались земляными работами — срезкой грунта под 48-й корпус. В 1938 г. корпус 48 заканчивался монтажом оборудования, стекольный (сейчас цех 40).

Купец Капцов, основатель «промплощадки». Его сын, доктор технических наук, приезжал на завод.

В городе мы заканчивали дома № 10 и № 12 по Институтской — коробки были возведены еще до войны. Восстанавливали школу № 1 (старое здание на ул. Центральной) после десантников (которые там дислоцировались). А на 1-ом этаже там была конюшня… Во время войны учились в деревянной школе за 48-м корпусом.

«Севзаплес» поставил до войны 25 стандартных домов — тех самых знаменитых двухэтажных бараков, которые стояли по Центральной и Институтской еще до конца 70-х годов. Строил их тот же Металлострой. Для школы вместо школы № 1 взяли один барак напротив. Очень боялись, что рухнет.

А шлакоблочные дома — это в квартале между Вокзальной, Институтской, Центральной и Школьной. Более 2-3 этажей они не выдерживали.

Еще был «самострой» — это 47 одноэтажных, тоже шлакоблочных домов в районе рынка и 12 двухэтажных с другой стороны поликлиники. Но настоящий самострой был в районе улиц Луговой—Садовой. Грабари там были и другие.

К строительству «Кореи» и «Китая» приложил руку замминистра Сергей Михайлович Владимирский, сын старого большевика. Жители жаловались на отсутствие жилья. Он приехал. Сказал, что есть возможность выделить стандартные дома из «Севзаплеса». Эти дома, более 30, были построены уже после войны.

Еще вспомнился случай, как везли на завод продольно-строгальный станок, огромный, весом в 16 тонн. Мост через Клязьму в Щелково был деревянный, полагали, что рассчитан на 30 тонн, а когда подъехали — смотрим, знак «5 т». Рискнули, провезли.

На этом заканчиваются воспоминания очевидцев и участников жизни ОЛП-21 — 21-го отдельного лагерного пункта, дислоцировавшегося во Фрязино с 1946 по 1952(53) гг.

Были попытки получить информацию о лагере в официальных органах. В частности, был запрос в ГУВД Мособлисполкома, на имя нач. Лежикова, где ответили об отсутствии каких-либо архивов по ОЛП, и запрос ГУИД МВД (Главное управление исправительных дел), где ответили, что своих архивов нет и надо обращаться в ГИЦ МВД (Главный информационный центр). Хотя, по строительным лагерям все архивы из МВД передали в Министерство железнодорожного транспорта. Но более запросов я уже не делал.

Опубликованные здесь материалы были представлены в альманахе клуба «Историк» № 16 11 декабря 1988 г. (и повторены 22 января 1989 г.) — это был такой устный журнал в ДК «Исток». Один из эпизодов, рассказанных Телегиным, вошел в книгу Е. И. Черненко «Похождения Колобка».