Священный гребеневский ключ

10-я глава книги «Вторичное открытие села Гребнева».

Сохранилось сугубо поэтическое описание гребневской усадьбы 70-х годов XVIII века, принадлежащее перу Гавриила Романовича Державина.

Седящ, увенчан осокою,
В тени развесистых древес,
На урну, облегшись рукою,
Являющий лицо небес
Прекрасный вижу я источник.

Источник, милый и прозрачный
Текущий с горной высоты,
Поящий луга, долы злачны
Кропящий перлами цветы,
О, коль ты мне приятен зришься!

Ты чист и восхищаешь взоры,
Ты быстр и утешаешь слух;
Как серна скачуща на горы,
Так мой к тебе стремится дух,
Желаньем петь тебе горящий.

Когда в дуги твои сребристы
Глядится красная заря
Какие пурпуры огнисты
И розы пламенны, горя,
С паденьем вод твоих катятся!

Стадами гору покровенну
В тебе, любуясь, путник зрит.
В твоих водах изображенну
Дуброву ветерок струит,
Волнует жатву золотую.

При всех скидках на поэтический вымысел и условности, стихи рисуют картину расцвета усадьбы. Мотив обильно обводненного оазиса, такой редкий на русском суходоле. Державин не позволил бы себе выдумать, а выдумку положить в основу поэтического замысла оды. Державин, навещая поэта Михаила Матвеевича Хераскова, застал в Гребневе райский уголок Подмосковья, этакий «парадиз» с островным парком, ключом, фонтаном и цветниками.

В заключительной части оды Державин писал:

Сгорая стихотворства страстью,
К тебе я прихожу, ручей:
Завидую пиита счастью,
Вкусившего воды твоей,
Парнасским лавром увенчанна.

Напой меня, напой тобой,
Да воспою, подобно я,
И с чистою своей струею
Сравнится в песнях мысль моя,
А лирный глас с твоим стремленьем!

Да честь твоя пройдет все грады,
Как эхо с гор сквозь лес дремуч:
Творца бессмертной Россиады,
Священный гребеневский ключ
Поил водой ты стихотворства.

Ученик Сумарокова, отпрыск учебной дружины, выдающийся энтузиаст поэзии Херасков обосновал в Гребневе летний загородный приют, письменный стол и литературный салон.

Вся тварь желает жить
И все минует в поле,
Единый человек
Во град бежит оттоле.

Так характеризует сам Херасков свои сельские устремления.

Возможно, что своеобразный гребневский ландшафт, да и вся либеральная обстановка в поместье помогла молодому петербуржцу найти себя как поэта. Скорее, подлинность гребневских красот была необходима в качестве декорации к суховато-формалистической поэзии салона. Так или иначе, в результате доблестного восьмилетнего труда здесь было рождено первое русское произведение монументальной поэзии, поэма «Россиада», поэма о подвиге народном, о взятии Казани Грозным царем, о ликвидации остатков татарского ига.

Поэма не принадлежит к числу бессмертных памятников литературы, но резонанс ее появления был огромен. Отсюда и державинская ода, хвала Хераскову, и монументально-исторический подвиг Карамзина, и Жуковский, и многое в подготовительном к грядущему взлету, бурном развитии русской литературы конца XVIII — начала XIX века.

Со смертью Гомбургских пресекалось семейство Трубецкого-Большого. Незаконнорожденный Бецкой наследственных прав не имел, и Гребнево от княгини Настасьи перешло к двоюродному брату генерал-прокурору сената Никите Юрьевичу. Успешно отслужив семи монархам, князь Никита потерпел фиаско 28 июня 1763 г. при провозглашении Екатерины в казармах Измайловского гвардейского полка. Князь Никита при этом отсутствовал. Мало того, находился в свите свергаемого Петра, оказался вне рядов нового двора. Последовало изгнание, на первый раз — почетное. Князь Никита с женой Анной Даниловной отправился готовить Первопрестольную к новой коронации [46]. Распростившись с коварным Петербургом, чета и осела в Москве навсегда. Князь Никита — в городе, а Анна Даниловна — больше в Гребневе, которое вскоре и получила по разделу имений после смерти мужа (1767).

Из Петербурга в Москву, а из Москвы в Гребнево потянулись за Анной Даниловной два ее сына, известные неразлучники Николай Никитович и поэт Херасков. Их наезды в Москву, все более и более частые, привели в 70-е годы к окончательному переселению, вызвавшему подражания и не оставшемуся незамеченным, т. к. живы еще были в дворянской памяти следы ученой дружины.

Про этих неразлучников сама Екатерина ехидно заметит впоследствии: «Не удивляюсь, что братья дружны, но понять не могу, как бабы столь долго в одном доме уживаются». Одной из баб была русская де ля Суза, писательница Елизавета Васильевна Неронова.

Гребневский литературный салон — одно из первых общественных образований екатерининской школы. Он отпрыск организационно-педагогической деятельности Хераскова в качестве асессора в молодом еще Московском университете. Но, будучи сам поэтом от рождения, он успешно воспитывал здесь у будущих писателей трудолюбивый профессионализм.

«Чистите, ради бога, чистите ваши стихи от дурных слов», — пишет он поэту И. И. Дмитриеву.

Сознавая, что писательский зуд легко глохнет без публикаций, Херасков прибирает к рукам университетскую типографию, создает студенческие редакции, издает уже в начале шестидесятых годов журнал «Полезное увеселение».

Лира херасковского кружка посвящена мирной гражданственности. «Лавры победителей, — цитирует Херасков из своего перевода, — обычно кровью верных сынов отечества орошены бывают … воплем вдов и сирот сопровождаются …».

Эта лира просвещенного разума:

«От Рюрика и Ярослава
Ты можешь род свой произвесть,
Однако то чужая слава,
Чужие имена и честь».

Лира эта достаточна прогрессивна:

«… художества люби, науки почитай,
ко всем будь милостив и бедного питай».

В «Россиаде» поэт позволяет себе даже мечтать о временах

«Где бедный нищету,
Где сильный власть забудет,
Где каждый человек
Другому равен будет…».

Однако эти мотивы допускаются только в мечтаниях, всякие конкретные шаги в эту сторону почитаются опасными. Излишнее увлечение будущего драматурга Фонвизина Вольтером и проистекшее отсюда богохульство ужасало религиозного Хераскова.

Несмотря на всю выхолощенность у Хераскова идей просветительной философии века, его горячая учительная забота, неувядаемое трудолюбие, сила поэтического примера увенчалась в шестидесятых-семидесятых годах появлением целой плеяды писателей-учеников. Тут Богданович, Державин, Дмитриев, Карамзин, Мерзляков, Жуковский. Немало других, второстепенных.

Автор знаменитой поэмы «Душенька» Богданович, обращаясь к Хераскову, прямо признает, что он начал,

«Твоим пленяясь стихотворством
И петь тобою ободрен».

Это типично. Херасков многие годы сплачивал поэтов, помогал писателям.

«Кто чтит питомцев Муз,
Муз самих почитает», — писал о нем П. Политковский.

Священный гребневский ключ нашептывал симфонические мотивы не одному Державину, по всему видно, что не один ранний русский писатель гулял по живописному гребневскому парку.

Пушкин начал (еще в лицее) с острой неприязни к Хераскову. В лицее «Россиада», обязательная, как катехизис, опостылела ему вместе с таблицей слов на букву ять. Обе изучались наизусть. Каково это было грамотному Пушкину, Пушкину — классику с 15 лет! Неприязнь была неизбежна.

Зрелый Пушкин переменил взгляд на Хераскова. Именно через Пушкина стало известно, что благородный Михаил Матвеевич предпочитал талант современного ему поэта Е. К. Кострова собственному: «Это приносит большую честь и его сердцу, и его вкусу», — писал Пушкин.

Состав гребневского салона не ограничивался университетским кругом Хераскова. Вокруг его матери, воспетой Сумароковым Анны Даниловны, и брата, крайне общительного князя Николая Никитовича Трубецкого, действовали также широкие и значительные связи. Прежде всего, бросается в глаза связь с А. Н. Радищевым и А. М. Кутузовым, имена которых вскоре прочитала Россия на титульном листе знаменитого «Путешествия». Оба — однокашники Н. Н. Трубецкого по Лейпцигскому университету. Кутузов — постоянный корреспондент и пенсионер Трубецкого, источник его зарубежной информации. Здесь кроме самого Карамзина, связанного с Херасковым по университету, корреспондент Трубецкого, предполагаемый прообраз Бедной Лизы — Настасья Ивановна Плещеева. Сюда заезжал известный златоуст митрополит Платон (Левшин), усердно следивший за развитием вольтерьянства и столь же усердно обстраивавший по соседству Берлюковскую пустынь ¹.

Образованию гребневского салона способствовала эпидемия чумы (1770—1771 гг.). В связи с чумой, временно выгнавшей знать из города, в Гребневе можно было видеть и московского главнокомандующего М. Н. Волконского, соседа по его селу Образцову, и целый ряд московских светил, друзей Анны Даниловны.

Через Гребнево лежали, как об этом сообщил академик Грот, пути Державина в родную ему Казань, эти же пути приводили сюда Бибиковых. Прежде всего, самого генерал-аншефа, отправлявшегося в последний роковой поход на Емельяна Пугачева.

Просвещённые хозяева извлекли из прошедших событий реальные уроки. Доходами от Гребнева пользовались с особой осторожностью. Шелкоткачество не только развивалось, но уже начало испытывать затруднения сбыта.

Из донесения С.-Петербургского городского магистрата в Мануфактур-коллегию в гребневском салоне неожиданно узнали, что 1776 года «августа 4 дня определенныя к искоренению неуказной розничной продажи смотрители…, шед Невской перспективой, и усмотрели разнощика с мешком… разноцветной тафты…, зделанной на собственной фабрике крестьянина Федора Иванова вотчины князь Николая Никитовича Трубецкого в Московском уезде Гребневе селе» [47].

Фёдора Иванова поспешили выручить, указав ему в Петербург больше не соваться. В литературу херасковского круга факт не попал. Там занимались материями более высокими.