Конфискация 1456 года и её содержание

4-я глава книги «Вторичное открытие села Гребнева».

Поскольку первое упоминание в 1401—1402 гг. сильно запаздывает относительно основания острога на Любосивли, необходимо остановить внимание на образовавшемся хронологическом перерыве, в течение которого сын Чета успел погибнуть от руки демократического вечевого порядка, вечников, а внук Дмитрий Зерно — прибыть в число слуг Ивана Калиты.

Непосредственные известия о Четрековском в XIV веке до нас пока что не дошли, но история села обнаруживается в судьбе того удела, где Четрековское упоминается, в судьбе удела, завещанного князем Владимиром Андреевичем Храбрым сыну его Андрею. Этот Радонежский удел документально оформлен и очерчен в завещании Ивана Калиты. Он был дан завещателем его супруге Ульяне в конце тридцатых годов века. Великий князь завещал «княгине своей с меньшими детьми… Радонеж, Бели, Воря, Черноголовль…», т. е. 1) Верхнюю Ворю с притоками, 2) Междуречье притока Учи речки Вязь — притока Вори речки Талицы, 3) Бассейн среднего течения Вори, 4) Бассейн притока Клязьмы Черноголовки.

Радонежский удел, до его завещания Ульяне, пользовался пристальным вниманием Ивана Даниловича Калиты.

В житии Сергия Радонежского, принадлежавшего перу его ученика, Епифания, сообщается, что этот Великий князь поставил в Радонеже своего наместника Терентия Ртища; даровал через него радонежским людям «льгота многа», обещал дать «великую ослабу». Духовные грамоты и другие акты XIV века называют особенно большое количество присвоенных Калитой в уделе Ульяны боярских и других частного происхождения сел. Это известные нам Рязанцы на Хомутовке, Мишнево, какое-то Неклюдовское (вероятно, Кармолино), Покровское и Путиловское на Воре, Поповское (Образцово?) на Уче, Протасьевское, основанное, видимо, родоначальником тысяцких — где-то по соседству, и много других. Среди них, надо думать, было и Четрековское, т. к. удел Ульяны с Радонежом и лишь с небольшими изменениями в его составе, перешел после смерти Ульяны к ее внуку Владимиру Андреевичу Храброму.

История Радонежского удела и острога на Любосивли в его составе не была продолжительной.

Сын Храброго Андрей владел селом всего лишь 16 лет. Уже в 1426 году радонежский князь погиб от морового поветрия. Удел был унаследован его племянником Василием Ярославичем. Судьба этого князя, владевшего Радонежем с 1426 по 1456 год, не была благополучной. На стороне Великого князя Василия II он сражается с мятежником Шемякой; в период временных успехов Шемяки, он остается верен Василию II. Великий князь, восстановив свои права, утверждает Василию Ярославичу его наследственный удел, но… в 1456 году сажает его за решетку. За что был посажен Василий Ярославич, законно или облыжно — мы не знаем.

В 1456 году, в порядке конфискации, удел и интересующее нас село на Любосивли вновь, как при Калите, стало великокняжеским. Василий Ярославич умер в тюрьме в Вологде в 1483 году.

Документов удельных князей Андрея Владимировича и Василия Ярославича по Четрековскому в XV веке мы не имеем. Зато дошедшая до нас запись писцовых книг второй половины XVI века, где ему посвящено несколько страниц, полторы сотни строк, настолько подробна, что позволяет представить судьбу села XV века ¹. Эта запись, рельефно отражая экономический кризис в царствование Грозного, весьма колоритна. Она говорит о пашне, поросшей лесом, о деревнях, превратившихся в пустоши, о несоответствии жилья наличному населению, она пестрит, эта запись, словами «преж того».

Подобрав все эти «преж того», мы имеем объективную картину села в XV — первой половине XVI веков.

Село в великокняжеских руках оказывается в расцвете своего хозяйственного развития. Эта крупная вотчина по всему течению Любосивли.

На площади в 50 квадратных километров вотчинный центр окружало четыре десятка деревень, две с половиной тысячи десятин пашни, полтораста десятин лесу. Вотчинные луга давали 700 копен сена на три-четыре сотни голов скота.

В сорока деревнях, при трех дворах на каждую и трех душах на избу, проживало минимально четыре-пять сот землепашцев.

Хозяйство было натуральным. Ремесло обслуживало, как и в соседнем, более изученном Радонеже, только свою вотчину, да двор князя.

Кормил щелковский суглинок, раскисленный золой недавно еще выжженного леса, добрый суглинок, где охотно растут дубы, где яблоня всегда плодоносила и без удобрения. Но рожь — не яблоня и не дуб. Зола первоначального удобрения выветривалась, навозу, как это видно, из соотношения земли и скота, не хватало. Поля тощали. Ремесло в качестве основного дела не могло не манить любосивльских землепашцев и их князей.

И вот про «преж того» все той же записи, в описываемое время деревня Самсонова на Любосивли стала Фрязиновой — Фрязиной, имело место пожалование одной деревни в большом великокняжеском поместье. Это первое упоминание о населенном пункте, где через 350 лет выстроен молодой советский город Фрязино.

По свидетельству акад. М. Н. Тихомирова, приток итальянцев особенно усилился во второй половине XV века. Будучи представителями дефицитных профессий, эти мастера принимались охотно и поощрялись.

За фрягами снаряжались в Италию посольства. В 1472 году послы «приведоша с собою к великому князю мастеров пушечных и палатных и стенных».

Известны случаи пожалования фрягов землями и селами.

«17 мая 1492 года органный игрец Иван Спаситель Фрязин, каплан постриженный Августинова закона белых чернецов, закона своего отрекся и чернечество оставил, женился, взял себе в жены Алексеевскую вдову Серинова, и князь великий его пожаловал селом» [5а].

Есть некоторая возможность отгадать, что это было за село.

Иван Спаситель Фрязин попал на Русь по явному недоразумению. Католицизма здесь сильно опасались. К органам относились как к заведомо греховному и вражескому. При любом совершенстве органного мастера был этот фрязин полностью лишним человеком. Этот лишний человек, по какой-то ошибке привлеченный на Русь, старался угодить новым хозяевам, даже отрекся от своей веры и принял веру новых хозяев.

Перед лицом общественного мнения Фрязинской колонии в Москве никчемного органного мастера надо было как-то пристроить. Вот и дали: на словах — село, на деле — Самсоновку ².

Из дальнейших документов по вотчине следует, что органный игрец и в деревне не прижился.